Главные события

Соната №3 «Воспоминание о будущем» Эксклюзивное интервью с Вячеславом Семеновым.
Поздравляем всех с праздником! Сегодня - всемирный день аккордеона!

Главные события

Соната №3 «Воспоминание о будущем» Эксклюзивное интервью с Вячеславом Семеновым.

Юлия Америкова

Сегодня я хотела бы представить вашему вниманию интервью
с замечательным музыкантом, педагогом и композитором Вячеславом
Анатольевичем Семеновым, в котором он рассуждает о своем новом сочинении –
Сонате № 3 «Воспоминание о будущем». Написанная в 2013 и изданная в 2014
году, Соната по глубине образов, заложенных в ней идей, по силе высказывания
претендует на то, чтобы стать символом нового этапа творчества композитора.
Вячеслав Семенов согласился ответить на мои вопросы, и вот что он рассказал.

- Спустя практически 30 лет после Вашей Первой сонаты на свет появилась
Соната № 3 «Воспоминание о будущем». Эта соната, пожалуй, самое
масштабное сочинение в Вашем творчестве после Концерта «Фрески», как по
замыслу, так и по воплощению. А с чего все начиналось? Расскажите, как, когда
и почему появилась потребность в столь масштабном высказывании? Была
ли это идея написать именно сонату или просто новое сочинение, которое в
процессе работы переросло в сонату?

- Вообще у меня все нестандартно в жизни, я редко что-то делаю по специально
намеченному плану. Может потому, что у меня в жизни никогда не было
систематической работы. То есть я работаю постоянно и много, но система у меня
настолько разветвленная, что может показаться, что она вообще отсутствует. Но,
тем не менее, что-то срастается. Как дерево имеет много веток, так и моя жизнь
– это дерево, а веток так много, какие-то сближаются, какие-то удаляются. Но в
целом почему-то что-то получается.

И начну я издалека. На протяжении всей жизни у каждого человека, и особенно,
наверно, творческого и думающего, в сознании постоянно всплывают некоторые
вопросы, на которые хочется найти ответы. Потому что жизнь не стоит на месте,
и, хотя в жизни многое повторяется, но это повторение происходит на каком-
то уже новом витке развития истории человека, общества, восприятия. И вот я
помню, что в 2002 году после известных событий (гибель подлодки «Курск» в 2000
году) мне захотелось создать произведение, которое отразило бы то, что у меня
накопилось в душе. Человек попадает в какие-то непреодолимые обстоятельства,
экстремальные ситуации, и люди в таких ситуациях проявляются очень по-
разному. Есть настоящие люди, с большой буквы, и есть человекообразные
существа. И как раз то, что касается человека с большой буквы, мне хотелось
отразить – свое понимание этого. И вот материал, который лег в основу Каприса
№2 «S.O.S.», должен был стать первой частью Третьей сонаты. Но сюжет
настолько тяжелый, что я просто пожалел людей, не стал мучить большим
трагическим сочинением. Я и сам эти трагедии с трудом переживаю, потому что
пропускаю все через себя. Когда пишется что-то значительное, пятью минутами
не обойдешься, и слушать пришлось бы достаточно крупную сонату. В результате
каприса оказалось вполне достаточно, и слушатели его восприняли. Так что
попытки подступить к третьей сонате были уже тогда.

Потом в 2003 году появились «Фрески» (Концерт для баяна с камерным
оркестром). Здесь я поставил более широкие вопросы и попытался найти на
них ответы через христианскую идею. И вроде бы нашел. Музыка сама за себя
говорит, ее приняли. Хотя, когда я начинал писать этот Концерт, я не собирался
писать такое крупное сочинение. Просто надо было для всероссийского конкурса
в Сургуте написать сочинение с камерным оркестром минут на восемь. Но как-
то начал писать, увлекся, в процессе работы замысел значительно разросся, и
получилось такое вот сочинение.

А дальше после какого-то из «Кубков мира» с легкой руки Дешампа (Фредерик Дешамп – известный французский баянист и педагог) меня просто все
регулярно стали спрашивать: «Когда же мы услышим третью сонату?». И кто
только не писал и в интернете, и в фейсбуке, где угодно. Я начал думать,
что, наверно, пришло время. А страшно браться. Потому что и у Золотарева,
например, Третья соната значительная и в чем-то поворотная, после нее вообще
изменилось многое в баянной литературе. Впервые в его творчестве, да и в
баянном репертуаре, были поставлены такие глубокие вопросы. Ну а здесь я
замахнулся вообще на… на бесконечность.
- А почему Вы все-таки решили, что это будет именно соната?
- Ну, потому что соната, симфония – для меня это одно и то же. Просто
симфония для симфонического оркестра, а соната для сольного инструмента.
У Бетховена тоже фактически многие сонаты – это симфонии, нескромно я
замечу (улыбается). Ну, что делать, на великих мы ориентируемся. Так вот,
почему, если у Бетховена это сонаты, почему тогда надо любое значительное
сочинение обязательно называть симфонией? Ведь симфонизм в развитии, он,
конечно, и в сонате может присутствовать. И в связи с тем, что я все-таки нашему
баянно-аккордеонному сообществу решил посвятить, может быть, одну из самых
значительных своих работ, она и стала сонатой.

- Творческий процесс – сложный и многогранный, ведь в этот момент
рождается что-то новое, то, чего еще не существовало. Вы сами сравниваете
его с болезнью. Почему? Как происходит этот процесс, и как вырисовывался
план будущего сочинения?
- У меня всегда это проходит трудно, потому что я не люблю ничего делать
формально – ни играть, ни учить, ни, тем более, писать. Проще всего работать
по определенным правилам – вот есть идея, вот ты ее изложил, вот готовые
средства. Но нельзя одними и теми же, одинаковыми, средствами без конца
пользоваться в разных сочинениях, понимаешь?
Так что это действительно сложный момент. Иногда бывает, что у композитора
какие-то материалы накапливаются, а потом он из них начинает что-то такое
собирать. Здесь же надо было почти все создавать с нуля. Только во второй части
по счастливой случайности из меня как-то вылилась пара мелодий в Курске, когда
мы были летом все вместе на мастер-классах. Они и стали основой второй части.
А все остальное – это действительно оказалось непростой задачей.

А болезнь почему? Ну, никогда ничего нового не может появиться безболезненно.
Только у Моцарта это было безболезненно. Но, извините, больше второго
Моцарта нет и не будет. А у всех остальных… Даже любые роды, это приятные
воспоминания, что что-то появилось на свет, но женщины говорят, что это
действительно очень болезненно. Для меня любое такое сочинение – это
болезненный процесс, потому что я себя чувствую даже физически больным.
Наверно, немножко легче становится, когда уже почти все состоялось и ты
занимаешься какими-то техническими вопросами, оформлением. Но процесс
создания, это просто ужас. Вот попробуй, напиши просто тему, хотя бы нот семь,
и чтобы она не повторяла того, что было ранее. Путь использования фольклора
я уже, как говорится, прошел. Да и в таком сочинении на фольклоре просто
невозможно работать. Значит, надо найти какой-то материал, который будет
передавать состояние моей души, и это будет отражаться в душах слушающих. И
к тому же, чтобы с этим материалом можно было работать, чтобы его можно было
развивать. Поэтому работал так долго.

У меня весь процесс несколько месяцев занял. Я говорю, что год. На самом
деле я год, конечно, не работал, но пару месяцев над первой-второй частью и
пару месяцев уже в следующем году над финалом. Так что Соната датируется
2013 годом, а на самом деле 2012 и 2013. Первая и вторая часть вчерне были
в 2012 году написаны, а финал – в первые три месяца уже 2013 года. Я не
мог закончить в 2012 году, не знал еще, чем закончится эта Соната и как она
закончится. Так же, как пишется какой-то роман, а сам автор не всегда знает, чем
все завершится. Как, к примеру, в романе «Любовь живет 3 года», помнишь, она,
оказывается, может и не 3 года жить. И финал может быть совсем не таким, каким
он представлялся. Так вот и с этим сочинением. Сюда ушла значительная часть
меня и, наверно, не только меня – моего окружения, трансформированного через
мою душу, через мое восприятие.

- У Сонаты очень интересное название «Воспоминание о будущем». Это
красивый образ, или за этим названием стоит что-то более глубокое?
- Мне кто-то говорил, что был даже фильм с подобным названием. Но, по-моему,
там было «Мы из будущего». «Воспоминание о будущем» – я что-то не помню
такого. Может быть, не знаю.
Идея, заложенная в названии – многомерность мира. Много существует
информации о том, что все то, что есть на Земле, это не впервые. Цивилизации
появлялись, полностью были стерты, исчезали, потом появлялись опять. И много
других идей – и о пришельцах, и о других каких-то вещах. То есть настолько это
сложнейший, глобальный вопрос – все, что связано с нами, с человечеством.
Иногда узнаешь что-то новое, а, оказывается, я об этом почему-то подспудно
давно уже знал. Может быть, я в предыдущей жизни все это уже пережил. И такое
может быть.
- Типа идеи развития мира по спирали?
- Знаешь, я даже не уверен, что по спирали. Скорее, тектонические толчки
какие-то, которые вообще изменяли мир. По спирали – это слишком гладко, я
думаю, что это не самое удачное выражение у философов. На это просто легче
ссылаться, когда ты выходишь на один и тот же вопрос как бы на новом уровне. В
этом смысле, да. Но ведь иногда совершенно неожиданно происходят полярные
вещи, я поэтому с тектоническими какими-то сдвигами сравнил бы всю историю
развития. И не только человечества, не только Земли. Мы же ничего не знаем,
что творится во Вселенной. Так много не знаем. Но предположить можно очень
многое.

- Соната посвящена Вашему бывшему ученику, а сейчас ведущему мировому
баянисту камерно-академического направления Юрию Шишкину. Как пришла
мысль сделать посвящение, и почему именно Юрию Шишкину?
- Я честно скажу, как это получилось. (Задумывается). Я о посвящениях вообще,
как правило, не думаю. Тут, как говорится, вмешался его величество случай. Как-
то пришло в голову, что одному из моих самых лучших учеников (можно сказать,
второго поколения) Юрию Шишкину, оказывается, уже полвека исполняется.
Ничего себе. Думаю, ну, какой же ему сделать подарок. Вообще таких преданных
нашему искусству людей… Я даже не знаю… Мало таких примеров можно
вообще в мировом баянном искусстве привести, чтобы это можно было
сравнить с тем исполнительским вкладом, который делает Юрий. Он так живет
исполнительством и так много сделал. И я решил к 50-летию подарить ему эти
50 страниц. Тем более, что Соната такая сложная, что для первого исполнения
он мне представился подходящей кандидатурой, как никто другой. Я обратился к
нему и надеялся, что он это сделает, и он действительно оправдал надежды. Тем
более, что здесь есть еще одна сложность: я вообще не представлял, как она на
баяне по-настоящему сможет прозвучать. Она у меня, как симфония до сих пор в
ушах звучит и звучала. А Юра пытается из баяна сделать что-то большее, ведет
себя как человек-оркестр, и я думаю, что ему как раз эта Соната очень подошла.
Особенно для первого исполнения. Так он и оказался в такой роли, и поэтому
я это отметил в нотах. Это связано с его 50-летием, его достижениями и, если
хотите, моей оценкой его вклада в исполнительство камерно-академического
направления. Вот такой я достойный подарок ему сделал.
А так, если глубже говорить, то, наверное, она должна быть посвящена самым
близким друзьям, людям, которые со мной во всех отношениях параллельны,
очень близки. С которыми связаны мысли. Это сложный вопрос.
- Если говорить об идее, заложенной в Сонате, то во вступительной статье
Юрия Шишкина к изданию сказано: «Появление Третьей сонаты – своеобразной
симфонии – стало новым шагом мастера, где он продолжает искать ответы
на вопросы, поставленные с реалистичностью и точностью еще в Первой
сонате. В своем новом сочинении автор обращается ко всему человечеству:
способен ли человек защитить свою любовь, способен ли выстоять, услышать
голос разума? Композитор изобличает тех, кто разжигает зло, взывает к
теряющим веру в добро и напоминает нам о главном – «{Если} в нас живет
любовь, мы вечные» (цитата Г. Гейне, которую нашла для своего учителя
Юлия Америкова), зашифровав эти слова азбукой Морзе. Этой фразой
немецкого поэта начинается и, как уходящее в бесконечность послание
потомкам, заканчивается 3 часть Сонаты, ибо только сделанное с любовью
способно остаться бессмертным». Можете ли Вы что-то добавить к
сказанному?
- То, что сделано с любовью, остается навсегда. Любовь, может быть, лучшее и
самое возвышенное, что присуще человеку разумному. Замечательная цитата
Гейне, которую ты мне подарила, она многозначна. Вообще ничего великого,
значительного не может быть создано без любви. Ведь и самой жизни без
любви не может быть. И продолжения жизни. И вообще в каких-то других
цивилизациях она же тоже будет. И даже если выяснится, что и параллельные
миры существуют, почему ей и там не быть? И в этом смысле эта цитата просто
не имеет цены. Она как-то настраивает нас на бесконечное… даже не развитие,
это как-то мало… на бесконечный полет человека, человечества, души. Мы не
знаем точно, что было до нас, что будет после нас, но устремиться туда мы имеем
право. И я себе в этой Сонате позволил. Я не все могу сказать, но, наверно, это
и не нужно делать композитору. Пускай каждый находит свои устремления, свои
мысли, свой полет души. Но то, что Соната заставит подумать, это однозначно. И
это уже заметно по тому, как люди ее приняли, как ее слушают.

- Что Вы можете рассказать об образной сфере Сонаты? Какие образы нашли
свое отражение в первой и второй частях, в финале? Например, первая часть
– пассакалия. Кстати, пассакалия – это форма траурной песни, а пассакалья
– торжественный танец. Какой из образов ближе к задумке первой части и
почему?

- Да, это очень интересный вопрос – пасскалия и пассакалья. Вообще мне форма
пассакалии очень нравится, знаешь, почему? Бывает, мы о чем-то думаем и
иногда нас буквально одна и та же главная мысль преследует. И на нее как бы
намагничивается все остальное содержание. Даже не так бы сказал. Содержание
– это идея, это тема. Первый хорал, который появляется в первой части, вот вся
соната – это он. А дальше, как в жизни, происходит наполнение массой событий
– иногда более значительных, иногда менее значительных, иногда субъективных,
иногда объективных, иногда неотвратимых.

Особенное место в Сонате занимает вторая часть. Мне многие говорили, что
вторые части в моих сочинениях, это особая история, все их любят. Мне это очень
нравится. Я тоже их люблю. Так вот здесь вторая часть тоже не прямолинейна.
Это какие-то, я не знаю, тонкие материи, фибры души. Если с точки зрения
формы, там вообще никакой формы нет, я и не хотел никакой формы. Там
есть изложение каких-то мыслей, ощущений, что-то очень личное, чего нельзя
касаться другим. Это как бы медитация. У меня есть вот «Две медитации» и «В
царстве грез». Можно сказать, что это следующая медитация из той же серии
и те же образы. Основных тем две. Первая – как бы стремление к счастью –
это единственная светлая тема в Сонате. И вторая тема… это какая-то ТАКАЯ
печаль, которая не имеет конца, просто бездонная. И если исполнитель это
не почувствует, лучше эту Сонату вообще не играть. К этим интонациям есть
возвращение несколько раз. Еще в первой части появляются интонации второй
части. Не случайно «воспоминание о будущем».

- Третья часть вообще наполнена разными образами и мыслями. А тема
ценности любви, основанная на цитате Г. Гейне – это такой итог всего
вышесказанного. Вы согласны?
- Да, там так много всего. Если делать анализ с точки зрения формы – это одно,
с точки зрения образов – это немножко другое. Я считаю просто находкой, что
в финале Сонаты удалось продолжить идею, которую я воплотил в каприсе
“S.O.S.”. Там, правда, только три буквы, но они очень многое значат. А здесь эта
цитата. Кстати, когда было первое исполнение Сонаты, помнишь, не объявляли
слова зашифрованные, а ведь люди ее почувствовали, эту устремленность
в бесконечность. Так что цитата работает, даже когда она не озвучена. Но в
издании я поставил все-таки буквы над нотами, для того чтобы исполнители не
просто ритм играли, а чтобы доносили смысл этим ритмом. И это очень помогает.
Мне вообще было интересно – ведь просто формальный ритм, тот или другой,
он быстро приедается. А когда ритм осмысленный, пусть азбукой Морзе, которую
мало кто знает, но воспринимается он совсем иначе, и свежее, и как-то глубже.
Ну, а после того, как отзвучал этот текст с цитатой на теме хорала из первой части
(вообще в Сонате все основано на теме первого хорала), идет целый калейдоскоп образов. Начинаются вариации. В них слышны отголоски светлой темы второй
части, только в вариационной форме, с устремленностью наверх, потому что
человек всегда стремится к свету, к радости. Но долго это не получается, и в этой
пьесе долго не получилось. Уже через пару страниц появляются другие образы, и
все становится, к сожалению, на свое место.
Естественно, для того, чтобы философствовать, надо освещать какие-то события,
чего-то надо касаться. Вот в середине появляется эпизод – своеобразный
саркастический танец с интонациями еврейской музыки. Хотя это не фольклор,
это моя тема. Но, извините, я считаю, что евреи немало в истории сделали и
позитивного, и негативного, и занимают они, конечно, значительную ступень в
иерархии достижений человечества.

Затем, например, идея войны – она существует с появления человечества.
Сколько существует человек, столько он воюет. За женщин, за лучшие места
под солнцем. Наверно, это законы выживания вида. Поэтому появляется идея
милитаризма. Но милитаризма до какой степени? Одно дело милитаризм,
допустим, в какие-нибудь средние века или еще раньше. Или вообще в
доисторические времена, когда люди только начали осваивать землю. В разное
время это все по-разному освещается и по-разному оценивается. Даже одни и те
же события.

- В этом эпизоде появляется цитата Ракоци-марша. В своем творчестве
Вы крайне редко обращаетесь к цитированию нефольклорного материала.
Исключение составляют, пожалуй, лишь тема И. Брамса во второй
части «Брамсианы» и тема Я. Френкеля в «Калине красной». В этой же Сонате
при внимательном прослушивании легко угадываются трансформированные
цитаты (или, если хотите, отсылки) Прелюдии до минор из I тома ХТК И.С.
Баха и Ракоци-марша. Чем была вызвана потребность воспользоваться
цитатами?
- Ты абсолютно права. Эти намеки на цитаты – связь времен.
Их должно быть больше, но история музыки несравнимо короче даже нашей
цивилизации...
А почему выбор пал именно на эти темы?
- Бах – символ мудрости, непостижимости. Эта фактура-фигурация в партии
правой руки легко узнаваема и ассоциируется с Бахом. Конечно, темой ее
назвать нельзя. Эпоха барокко – для меня символ начала расцвета музыкального
искусства. Ну, а мотив Ракоци-марша появляется как символ бесконечных войн.
Легкой жизни у человечества не было и, видимо, никогда не будет. Всегда
будут какие-то проблемы, потому что это связано со столкновением интересов
людей, личностей, групп людей. Я вот говорил об этих, фигурально выражаясь,
тектонических разрывах земной коры. Вот так и в этой Сонате идет столкновение
самых различных образов.

Еще есть эпизод, мой любимый эпизод, между двумя частями финала. Это как
бы стон души что ли, я не знаю, как лучше это назвать. Отголоски прошлого,
когда что-то произошло, и осталась боль. И фактурно задумка получилась,
когда мелодия прерывается, исчезает, а в партии левой руки звук все равно
непрерывно ведется. То есть, с одной стороны, это диалектика обрывков,
отголосков, и в тоже время это непрерывное глубокое состояние души, если
хотите. Я специально не придумывал, так это вылилось.
И в конце Сонаты все это уходит в бесконечность. Это как послание в вечность, в
другие миры. Даже когда нас здесь не будет, мы будем где-то дальше, или наши
идеи будут, или наши потомки, или наши мысли. Никто не знает, но что-то будет.
Потому что не может быть, чтобы было ничего. Ничто из ничего не возникает и не
исчезает в никуда.

Вообще проблема финалов у каждого композитора очень актуальна. Есть
интересные сочинения современных композиторов (не буду их называть), и
эти произведения не будет жить долго только из-за того, что имеют неудачные
финалы. Они формальные, то есть или работает на какой-то прием композитор,
или структурно делает какие-то типичные вещи. А ведь в финале должен быть
смысловой… результат не подходит слово… скорее синтез всего вышесказанного.
И выводы все слушатель должен не в готовом виде получить, а сам сделать,
на основании того, что было сказано. Такая сверхзадача у меня была здесь.
Я помню, в Концерте у меня удачный финал получился, когда из трех нот
сформировался взлет души. И здесь такая же идея. Завершение есть, и этот же
самый ритм зашифрованной цитаты в начале и в заключительном разделе – он
после всего воспринимается совсем иначе. Наверно, все. Тут трудно вообще что-
то добавить.

- Скажите, пожалуйста, несколько слов о форме сочинения и отдельных его
частей.
Во-первых, здесь есть, как в опере, как в любой, более или менее значительной
симфонии, что-то связанное с главной темой. Можно сказать, что монотематизм
присутствует, конечно. На протяжении всей первой части, от первой до последней
ноты, постоянно проходит тема первого хорала. Она то в басу, то не в басу, то
ракоходом, то инверсией, но в каком-то виде постоянно существует. И я уверен,
что не каждый теоретик ее во всех проведениях обнаружит. А ведь она есть
везде. Но вокруг много наполнения, иногда настолько контрастного, что кажется,
это совершенно отдельный эпизод, абсолютно не связанный с предыдущим
материалом. Я бы сказал, что это не пассакалия, а хорал и вариации. Пассакалия
скорее была в Концерте все-таки. Там тема все время проходила в басу. Тут
немножко иначе.

Допустим, пошла после хорала быстрая часть, да? А потом вдруг медленный
раздел. А ведь и здесь в нижнем голосе, в основе, эта тема и лежит! Просто
она не выходит на первый и даже на второй план. Но она все объединяет.
Поэтому Соната, несмотря на свои огромные размеры (я и не думал, что она
25 минут будет идти), слушается на одном дыхании, потому что этот материал
все подспудно объединяет. И больше того, в финале, где появляется цитата
Гейне – ведь, как я уже говорил, азбука Морзе звучит опять же на теме этого
хорала! Просто другие гармонии, другой ритм, а тема-то та же. И получается такая
гигантская арка от первой до третьей части.

По форме, кстати, у меня и в Концерте двойные части, и в Сонате это получилось.
Такая перекличка просто. Причем я к этому совершенно не стремился. Может,
это во мне заложено, может быть, у меня такое мышление. Вторая-то часть
двойная. И финал. Вообще получается вроде бы трехчастная Соната, а на
самом деле пятичастная. И Концерт пятичастный получился, хотя номинально
трехчастный. Там тоже две первых части (смеется) и два финала – один ад,
другой Вознесение.
- А что Вы можете сказать о музыкальном языке Сонаты? Какие приемы
изложения, способы развития Вы использовали в своем сочинении?
- Я иногда в шутку говорю ученикам о том, что на свете существует не так уж
много сюжетов. Это даже не моя мысль, я уже не помню, где ее прочитал. Но,
если взять какие-нибудь сто лучших сочинений, окажется, что образов-то не так
много: любовь, ревность, какие-то конфликты. Может быть, можно еще десять-
пятнадцать образов найти, но в целом мы все – композиторы, исполнители – по-
разному говорим об одних и тех же вещах. В связи с этим, какая разница, говорю
я о любви по-китайски, или я говорю по-русски, или по-английски? Любовь и есть
любовь. Так почему я должен обязательно следовать моде? Вот, например, надо
обязательно грязно написать? Обязательно, скажем, додекафония? Для меня
додекафония, это вообще старомодный стиль. Немцы им стали пользоваться,
потому что уже устали от своего банального фольклора, и они этим попытались
освежить интонационный язык, да и ритм тоже. И, тем не менее, у Шенберга
самое популярное сочинение совсем не додекафонное, а «Ночь просветления».
Так что это тоже о чем-то говорит.
Поэтому я пользуюсь самыми различными, в том числе и самыми современными
средствами. Я не беру, конечно, такие вещи, как бросание бутылки в душу рояля и
тому подобное. Я считаю, что не стоит доходить до вульгарных вещей. Хотя есть
такие произведения, где композиторы записывают на магнитофон и компилируют,
комбинируют какие-то музыкальные звуки, которые существуют в натуральном
виде, и так далее. Но мне это не нужно было.
Вот в Концерте «Фрески», чтобы выразить ад, очень уместными были эти
модные течения композиторские – усложненный язык и тому подобное. Хотя я
не сказал бы, что это язык очень сложный. Скорее более сложные для слухового
восприятия звуковые сочетания. И не только кластеры, но и серии, причем
необязательно серии должны были быть из 12 звуков. Но вот там я действительно
пользовался этими достижениями. В то же время, если появляется светлый
чистый образ, то, наверно, такая же и музыка должна быть. Я не хочу излагать
красивую тему прямо сразу септимами или нонами. Когда нужен язык острый,
я делаю острый современный язык. Когда нужна акварель, чистая красота,
естественно, там совсем другие средства используются. И гармонии, и все
остальное. Люблю красивые гармонии.

Кстати, возьмите любую музыку наших классиков. Все, что они пишут, это какие-
то варианты на определенный гармонический план. Он вообще диктует всю
форму сочинения, а зачастую и содержание. Те или иные гармонии – светлые
или, наоборот, насыщенные. Уменьшенные септаккорды – это вообще другая
смысловая нагрузка, я имею в виду в классике, конечно. Наверно, у меня эта идея
тоже в какой-то степени присутствует.
С точки зрения тональности здесь во многих случаях музыка достаточно
тональная, в том смысле, что многие эпизоды достаточно продолжительно
звучат с ощущением тональных устоев. Но утверждать, что у Сонаты какая-то
определенная тональность, я бы не стал. Наверно, этой задачи и не было, да
и не нужно это. Если говорить в целом, я считаю, что язык Сонаты достаточно
современный, сложный, и, в зависимости от образной сферы, используются
те или иные композиторские средства. Те, которым меня учили, которым я сам
научился у великих композиторов и пропустил через себя.
- Соната «Воспоминание о будущем» стала третьей сонатой в Вашем
творчестве. Возможно ли провести какие-либо параллели с предыдущими
сонатами? По задумке, воплощенным образам, творческому процессу создания?
- Параллели можно провести, скорее всего, с первой сонатой. Известно, что
Первая соната у меня появилась в 1984 году, когда я немного созрел, и не только
с точки зрения возраста, но и восприятия жизни, интеллекта. Человек и общество
– такие вопросы я поставил в Первой сонате, которая до сих пор живет, играется.
Я не хочу сказать, что я противопоставлял себя всем, хотя часто это и делал.
Поэтому Первая соната – это я и другие. Конфликт, мой внутренний протест. Это
когда ты один против ветра все время, знаешь? Каким бы ты ни был сильным, это
трудно и иногда это утомляет.

Так вот Первая соната – это своеобразная исповедь человека, которому уже
исполнилось 37-38 лет. Это такой возраст, когда человек начинает многое
осознавать, понимать. Можно сразу вспомнить наших великих – и поэтов, и
актеров, и прочих. Возраст такой, у мужчин, по крайней мере, знаковый. Ну вот,
должен я был высказаться серьезным образом.
Кстати, на гастролях я заметил, что, если её сыграть полностью углубляясь, от
всей души, то она так высасывает все, и силы, и энергию, что после нее трудно
вообще что-то играть. В этом плане она трудная. Физически она тоже достаточно
трудная, но не это главное
- Поэтому, наверно, Вы её и не так часто играли.
- Конечно! Я просто берег себя, я не мог. Гастрольный график тогда был очень
плотный, а играть каждый раз надо на всю катушку, как первый раз, чтобы люди
прониклись, прочувствовали. И после одного из концертов один из слушателей
сказал: «Я как будто жизнь прожил». И я его понимаю. Я ее тоже проживаю в этот
момент.
- В этом смысле, думаю, параллелей с Третьей сонатой действительно можно
много провести. Вторая соната немножко выбивается из этого ряда. Это
такое возвращение в сторону фольклорного творчества.
- Да, Вторая соната, это как у Чайковского, который в свое время пошел в народ –
«Во поле береза стояла» (имеется в виду использование П.И. Чайковским этой
темы в Четвертой симфонии). А я во Второй сонате в страну басков окунулся.
Но там хоть в основе и фольклорный материал, есть фугато во второй части.
Оно неповторимое. И ни у кого такого фугато нет. Это тоже мое композиторское
ноу-хау, извините. Там, где полифонический раздел, тема идет в разных голосах
в одной тональности, а звучит атонально. Прошло два такта мелодии, потом
вступает другой голос, а первый развивается уже в свою сторону. Это очень
интересный момент.

Но именно по замыслу, конечно, это Первая и Третья сонаты и «Фрески». Они
не то чтобы перекликаются, а как бы на разных уровнях ставятся и решаются
какие-то вопросы. Если, допустим, Первая соната – это человек и общество, если
во «Фресках» это становление человечества в духе христианской идеи, то здесь
вообще глобальнейший замысел, еще дальше. Наверно, хватит писать сонаты.
- Получается, как в трехчастных сонатах у Вас всегда присутствует
смысловая арка между первой и третьей частью, так же она прослеживается
между Первой и Третьей сонатами – это попытка осмысления окружающего
мира.
- Да, идея кстати (смеется).
- Каким Вы видите место Сонаты № 3 в своем композиторском творчестве?
Довольны ли Вы результатом своей работы?
- Я очень благодарен тебе, что ты взялась за эту тему. Я думаю, что лучше тебя
это никто не сделает, потому что ты очень близка к созданию этого сочинения,
ты видела его еще, можно сказать, в зародыше. Мне это тоже много дало, потому
что я умею доброжелательную критику хорошо воспринимать. Может быть, в ином
случае Соната не стала бы такой совершенной. Она достаточно совершенная,
мне кажется. В этой Сонате я не вижу ни одной лишней ноты. Наоборот, когда
я закончил и показал ее одному композитору, ему показалось, что кода чуть-
чуть коротковата. И в конце концов я ее удлинил на целую страницу и правильно
сделал. Когда сам что-то пишешь, ты же много раз повторяешь одно и то же, и
тебе кажется, что этого уже достаточно. Но для слушателя, который слушает это
впервые или не очень часто, оказывается недостаточно. Даже в рок-музыке, в
песнях популярных помногу раз повторяются одни и те же куплеты не потому, что
там слова непонятны или еще что, а потому что, когда утверждается тот или иной
материал несколько раз, это уже начинает по-другому на нас действовать. Не
случайно в старинных сонатных формах существовали репризы, которые сейчас
современные исполнители зачастую игнорируют, если можно так выразиться.
Да, кстати, интересно, сегодня в училище после концерта иду, слышу, играют
еврейский эпизод из финала Сонаты. Я спрашиваю у своего студента, кто же это
еще выучил Сонату. «Так… – говорит, - у нас уже пол училища эту тему по слуху
играют, выучили». Я сразу вспомнил, как у Верди или, там, у Моцарта пели арии
из опер. Сейчас другое время и песни другие, но то, что поют материал из моей
Сонаты, это как-то интересно, да. Это значит, зацепило. И причем по слуху же,
понимаешь, ноты только появились, а они уже играют (улыбается).
Поэтому я доволен. Но я уже говорил, замысел-то более широкий, и, естественно,
в рамки одного инструмента он просто не помещается. Первоначально задумка
у меня была все-таки сделать баян и оркестр. Но, если делать симфоническую
версию, может быть баян и не нужен. Не знаю. С другой стороны, там есть
материал, который нужно именно на баяне играть.
- Может, использовать баян не как солирующий инструмент, а внутри
оркестра, как краску.
- Да, думаю, что так. Когда нужен, он появится. Чтобы не называть это концертом,
это не концерт.
- Подытоживая, как Вы оцените в целом место Сонаты в своем творчестве?
- Ну, многие отмечают, что это пока вершина. Не знаю, может быть, я бы то
же самое сказал. Хотя я не могу принижать предыдущее. Там тоже есть что-то
неповторимое.

- Вы согласитесь с моей мыслью, которая предшествует нашему интервью,
что Третья соната по глубине образов, заложенных в ней идей, по силе
высказывания претендует на то, чтобы стать символом нового этапа
Вашего творчества?
Конечно… Да-да-да.
- Огромное Вам спасибо, что согласились ответить на мои вопросы и
поделиться с читателями и будущими исполнителями Ваших сочинений
своими мыслями и идеями. Не сомневаюсь, что Ваше новое сочинение, как
и предыдущие, займет достойное место в мировом баянном репертуаре.
Спасибо, и новых Вам творческих свершений.
- Спасибо тебе! Что ты меня выбрала первым для своего цикла статей о
российских композиторах.
-Неожиданно, да?
(Смеется).

В заключение хотелось бы добавить, что появление Сонаты №3 стало
событием в мире баянно-аккордеонного искусства. После премьеры Сонаты я
слышала мнение одного из авторитетных слушателей, что, как это случилось
с Третьей сонатой Владислава Золотарева, новое сочинение Вячеслава
Семенова несомненно окажет влияние на будущие баянные творения. Можно
с уверенностью сказать, что существует не так много сочинений, а в баянной
литературе в особенности, где ставятся и на таком уровне решаются столь
глобальные вопросы человеческого Бытия.
В настоящее время Вячеслав Семенов работает над новым сочинением, и
надеемся, что скоро он вновь порадует нас своим творчеством, наполненным
присущими ему эмоциональностью, искренностью, а также ясностью и яркостью
образов.

При копировании, цитировании и использовании материала статьи обязательно указывать автора и ссылку на источник.

Поздравляем всех с праздником! Сегодня - всемирный день аккордеона!

Инструмент под названием «аккордеон» был запатентован
6 мая 1829 года Кириллом Демианом, в Вене.